|
Собачьи истории ( избранное ).
Тео - бар-терьер.Джеймс Хэрриот.
 Я словно опять слышу, как Джордж Уилкс, аукционщик, вдруг объявил однажды вечером в «Гуртовщиках»:
- Такого отличного бар-терьера я еще не видывал !
И, нагнувшись, он потрепал косматую голову Тео, торчавшую из-под соседнего табурета.
Я подумал, что определение «бар-терьер» очень подходит Тео. Это был небольшой песик, в основном белый, если не считать нелепых черных полосок по бокам, а его морда тонула в пушистой шерсти, которая делала его очень симпатичным и даже еще более загадочным.
Поль Котрелл поглядел на него со своего высокого табурета.
- Что он про тебя говорит, старина ? - произнес он утомленно, и при звуке любимого голоса песик, виляя хвостом, выскочил из своего убежища.
Тео значительную часть своей жизни проводил между четырьмя металлическими ножками табурета, облюбованного его хозяином. Конечно, я и сам заходил сюда с Сэмом, моим псом, и он пристраивался у меня под табуретом. Но это случалось редко, от силы два раза в неделю, а Поль Котрелл каждый вечер с восьми часов сидел в «Гуртовщиках» перед пинтовой кружкой у дальнего конца стойки, неизменно сжимая в зубах маленькую изогнутую трубку.
Для человека умного, образованного и далеко еще не старого - он был холостяком лет под сорок - подобное прозябание казалось непростительно бесплодным.
Когда я подошел к стойке, он обернулся ко мне:
- Здравствуйте, Джим. Разрешите угостить вас ?
- Буду очень благодарен, Поль, - ответил я. - Кружечку.
- Ну и чудесно ! - Он взглянул на буфетчицу и произнес с непринужденной учтивостью: - Мойра, можно вас побеспокоить ?
Мы попивали пиво и разговаривали. Сначала о музыкальном фестивале в Бротоне, а потом о музыке вообще. И в этой области, как во всех других, которых мы касались, Поль, казалось, был очень осведомлен.
- Значит, Бах вас не слишком увлекает ? - лениво спросил он.
- По правде говоря, не очень. Некоторые вещи - безусловно, но в целом я предпочитаю более эмоциональную музыку. Элгар, Бетховен, Моцарт. Ну и Чайковский, хотя вы, снобы, наверное, поглядываете на него сверху вниз.
Он пожал плечами, пыхнул трубочкой и, приподняв бровь, с улыбкой посмотрел на меня. Я поймал себя на мысли, что ему очень не хватает монокля. Но он не стал петь хвалы Баху, хотя, по-видимому, предпочитал его всем другим композиторам. Он вообще никогда ничем не восторгался и выслушивал мои излияния по доводу скрипичного концерта Элгара с той же легкой улыбкой.
Поль Котрелл родился в южной Англии, но местные старожилы давно простили ему этот грех, потому что он был приятен, остроумен и, сидя в своем излюбленном уголке в «Гуртовщиках», радушно угощал всех знакомых. Меня особенно привлекало его чисто английское обаяние, легкое и небрежное. Он всегда был спокоен, безупречно вежлив и застегнут на все пуговицы.
- Раз уж вы здесь, Джим, - сказал он, - так нельзя ли попросить вас взглянуть на лапу Тео ?
- С удовольствием. ( Такова уж профессия ветеринара: всем кажется, что в часы отдыха для него нет ничего приятнее, чем предлагать советы или выслушивать описание симптомов. ) Давайте его сюда.
- Тео ! - Поль похлопал себя по коленям, и песик, радостно блеснув глазами, мгновенно вспрыгнул на них. Как всегда, я подумал, что Тео следовало бы сниматься в кино: эта мохнатая смеющаяся мордочка завоевала бы все сердца. Такие собаки - неотразимая приманка для кинозрителей в любом уголке мира.
- Ну-ка, Тео, - сказал я, забирая его на руки. - Так что с тобой ?
Поль указал мундштуком трубки на правую переднюю лапу:
- Вот эта. Он последние дни что-то прихрамывает.
- Ах так ! - Я перевернул Тео на спину и засмеялся. - Сломанный коготь, только и всего. Наверное, неудачно наступил на камень. Минуточку ! - Я сунул руку в карман за ножницами, без которых не выходил из дома, щелкнул ими - и операция была закончена.
- Только и всего ? - спросил Поль.
- Да.
Насмешливо вздернув бровь, он поглядел на Тео.
- Из-за такой безделицы ты поднял столько шума ? Иди-ка на место ! - И он щелкнул пальцами.
Песик послушно спрыгнул на ковер и скрылся в своем убежище под табуретом. И в эту секунду я вдруг понял суть обаяния Поля - обаяния, которое так часто внушало мне восхищение и зависть: он ничего не принимал слишком близко к сердцу ! Своего пса он, конечно, любил - повсюду брал его с собой, регулярно гулял с ним по берегу реки, - но в нем не чувствовалось той озабоченности, той почти отчаянной тревоги, какую я часто замечал у хозяев собак, даже если речь шла о самом пустячном заболевании. Вот у них сердце болело - как и у меня самого, когда дело касалось моих собственных четвероногих друзей.
И разумеется, Поль был совершенно прав. Зачем осложнять себе жизнь ? Отдавая сердце, становишься таким беззащитным ! А Поль шел своим путем, спокойный и неуязвимый. Обаятельная небрежность, непринужденная вежливость, невозмутимость - все это опиралось на самый простой факт: его ничто не задевало по-настоящему !
Но и постигнув его характер, я продолжал ему завидовать: слишком уж часто становился я жертвой своей эмоциональности. Как, наверное, приятно быть таким, как Поль ! И чем больше я думал, тем яснее видел, насколько хорошо все согласуется одно с другим. Он не женился, потому что был не способен глубоко полюбить. И даже Бах с его математической музыкой прекрасно укладывался в эту схему.
- По-моему, столь сложная операция стоит еще одной кружки, Джим ! - Он изогнул губы в своей обычной улыбке. - Если, конечно, вы не потребуете более высокого гонорара.
Я засмеялся. Нет, он мне все равно нравился. Всякий человек скроен по-своему и поступает в согласии со своей природой, но, взяв вторую кружку, я снова подумал о том, насколько свободна от забот его жизнь. Он занимал хорошую должность в каком-то правительственном учреждении в Бротоне, не знал домашних тягот и каждый вечер сидел, потягивая пиво, на одном и том же табурете, под которым лежала его собака. Легкое, ничем не омраченное существование.
Он давно уже стал неотъемлемой принадлежностью Дарроуби, частью всего, что мне так нравилось, и, поскольку я не люблю перемен, на душе становилось тепло при мысли, что когда бы я ни завернул к «Гуртовщикам», в углу обязательно будет сидеть Поль Котрелл, а из-за его ног - выглядывать косматая мордочка Тео.
Именно это подумал я как-то вечером, когда зашел туда перед самым закрытием.
- У него могут быть глисты ? - Вопрос был задан типично небрежным тоном.
- Не знаю, Поль. А почему вы спрашиваете ?
Он попыхтел трубкой.
- Просто мне последнее время кажется, что он немножко похудел. Сюда, Тео !
Песик, вскочивший на колени к хозяину, выглядел таким же бодрым, как всегда, и, когда я приподнял его, быстро лизнул мне руку. Но, действительно, ребра у него чувствовались.
- М-да, - сказал я. - Возможно, он чуточку похудел. Но глистов вы не видели ?
- Собственно говоря, нет.
- Даже отдельных беловатых сегментов вокруг заднего прохода ?
- Нет, Джим. - Он покачал головой и улыбнулся. - Правда, я особенно не вглядывался, старина.
- Ну хорошо. На всякий случай дадим ему глистогонное. Завтра вечером я захвачу с собой таблетки. Вы будете тут ?..
Бровь чуть-чуть поднялась.
- Думаю, это более чем вероятно.
Таблетки для Тео я принес, но затем несколько недель у меня не было свободной минуты, чтобы посидеть в «Гуртовщиках». Когда же я наконец туда добрался, то оказалось, что именно в эту субботу там устроил танцы местный спортивный клуб. Из зала доносилась музыка, маленький бар был битком набит, а любителей домино оттеснили в дальний угол смокинги и бальные платья.
Оглушенный шумом и духотой, я пробрался к стойке. Все вокруг было неузнаваемо, и только Поль Котрелл, как всегда, сидел на своем табурете у дальнего ее конца.
Я протиснулся к нему и увидел на нем его обычный твидовый пиджак.
- Вы не танцуете, Поль ?
Он прищурил глаза, медленно покачал головой и улыбнулся мне над своей изогнутой трубочкой.
- Это занятие не для меня, старина, - сказал он. - Слишком уж смахивает на работу.
Я взглянул вниз и убедился, что еще кое-что осталось прежним: Тео сжался под табуретом, стараясь держать нос вне досягаемости ботинок и туфель. Я заказал две кружки пива, и мы попытались разговаривать, но перекричать нестройный гул голосов оказалось нелегким делом. Между нами к стойке то и дело просовывались чьи-то руки, раскрасневшиеся лица наклонялись к нам, громко здороваясь. И почти все время мы просто посматривали по сторонам.
Вдруг Поль придвинулся поближе и сказал мне на ухо:
- Я все это время давал Тео ваши таблетки, но он по-прежнему худеет.
- Неужели ? - рявкнул я в ответ. - Это странно !
- Да... Вы бы его не посмотрели ?
Я кивнул, он щелкнул пальцами, и песик тут же взлетел к нему на колени. Я забрал его к себе и сразу же почувствовал, что он стал много легче.
- Вы правы, - крикнул я. - Он продолжает худеть.
Придерживая песика на левом колене, я оттянул ему веко, увидел, что конъюнктива очень бледна, и снова крикнул:
- Заметная анемия.
Я начал ощупывать мохнатую мордочку и, дойдя до угла челюсти, обнаружил, что заглоточные лимфатические узлы очень увеличены. Непонятно... Какая-то болезнь ротовой полости или глотки ? Я растерянно поглядел вокруг, злясь на то, что Поль с таким упорством советуется со мной о своей собачке в «Гуртовщиках». Не могу же я уложить ее на стойке посреди кружек и стаканов !
Я попробовал ухватить Тео покрепче, чтобы заглянуть ему в горло, моя ладонь скользнула под переднюю лапу, и у меня защемило сердце: подмышечный узел тоже был сильно увеличен. Я торопливо провел пальцами под задней ногой... Паховый узел выпирал из-под кожи, как голубиное яйцо. И подвздошный... Я продолжал лихорадочно ощупывать. Все поверхностные лимфатические узлы были в несколько раз больше нормальной величины.
Болезнь Ходжкина... На несколько секунд я перестал слышать крики, смех, музыку. Потом взглянул на Поля, который спокойно смотрел на меня, попыхивая трубочкой. Как сказать ему в такой обстановке ? Он спросит меня, что это за болезнь, и мне придется ответить, что это рак лимфатической системы и его песик обречен.
Стараясь собраться с мыслями, я поглаживал мохнатую голову и смешную бородатую мордочку, повернутую ко мне. Сзади наваливались люди, тянулись руки, пронося мимо меня кружки с пивом, рюмки с виски и джином, какой-то толстяк обнял меня за шею...
- Поль ! - сказал я, наклоняясь к нему.
- Да, Джим ?
- Может быть... Может быть, вы зайдете ко мне с Тео завтра утром? В воскресенье мы начинаем прием в десять.
Его брови дернулись, потом он кивнул:
- Отлично, старина.
Я не стал допивать свое пиво. Проталкиваясь к двери, я оглянулся и увидел, как мохнатый хвост исчезает под табуретом.
Проснулся я, как иногда со мной случалось, на рассвете - начинаешь ворочаться часов в шесть, а потом лежишь, глядя в потолок.
В конце концов я встал и принес Хелен чашку чая в постель, но время тянулось все так же мучительно медленно, пока не настала минута, которой я так страшился, - я посмотрел на Поля над головой Тео, стоявшего между нами на операционном столе.
И сказал ему. Прямо, без обиняков. Ничего другого мне не оставалось.
Выражение его лица не изменилось, но он вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на меня, потом на песика и опять на меня.
- Ах так... - сказал он наконец.
Я ничего не ответил, и он медленно провел рукой по спине Тео.
- Вы абсолютно уверены, Джим ?
- Да. Мне очень грустно...
- И лечения никакого нет ?
- Существуют различные способы облегчения, Поль, но я ни разу не видел, чтобы от них был хоть какой-то толк. Конец тот же.
- А !.. - Он кивнул. - Но Тео выглядит совсем неплохо. Что будет, если мы оставим все как есть ?
- Ну, - ответил я, помолчав, - по мере увеличения внутренних лимфатических узлов будет происходить всякое. В брюшной полости разовьется асцит. Видите, живот у него уже немного вздут.
- Да... теперь вижу. А еще что ?
- От увеличения заглоточных узлов он начнет задыхаться.
- Это я уже заметил: пройдет совсем немного и начинает тяжело дышать.
- А тем временем он будет все больше худеть и слабеть.
Поль несколько секунд смотрел в пол, потом поднял глаза на меня.
- Короче говоря, он будет мучиться до конца жизни. - Он сглотнул. - И как долго это протянется ?
- Несколько недель. Точно предсказать нельзя. Может быть, месяца три.
- Что же, Джим, - он провел рукой по волосам. - Этого я допустить не могу. Я ведь за него в ответе. Лучше усыпить его теперь, пока еще он не страдает по-настоящему. Вы согласны ?
- Да, Поль. Это самое гуманное.
- А вы не могли бы сделать это сейчас же ? Как только я уйду ?
- Хорошо. И обещаю вам, что он ничего не почувствует.
Его лицо застыло. Он сунул трубку в рот, но она уже погасла, и он убрал ее в карман. Потом наклонился и погладил Тео по голове. Мохнатая мордочка со смешной бородкой обернулась к нему, и несколько секунд человек и собака смотрели друг на друга.
- Прощай, старина, - пробормотал Поль и быстро вышел.
Я сдержал свое обещание.
- Хорошая собака, умница Тео, - шептал я и гладил, гладил мордочку и уши, пока песик погружался в последний сон. Как все ветеринары, я терпеть не мог этой процедуры, хотя она и безболезненна, и находил утешение только в том, что сознание угасало навсегда под звуки ласкового голоса и прикосновения дружеской руки.
Да, конечно, я сентиментален. Не то что Поль. Его поведение было здравым и разумным. И он сумел выбрать верный выход, потому что не поддавался эмоциям.
Позже, за воскресным обедом, который доставил мне куда меньше удовольствия, чем обычно, я рассказал Хелен про Тео.
Я не мог промолчать, потому что на нашей газовой горелке ( других средств для приготовления пищи у нас не было ) она сотворила восхитительное жаркое, а я не отдавал должного ее искусству.
Она сидела на скамеечке, и я поглядел на нее сверху вниз - сегодня была моя очередь сидеть на высоком табурете.
- А знаешь, Хелен, - сказал я, - для меня это было отличным уроком. То, как поступил Поль. На его месте я бы тянул и мямлил, стараясь увернуться от неизбежного.
- Не только ты, а еще и очень многие, - сказала она, подумав.
- Да. А вот он не стал ! - Положив нож и вилку, я уставился на стену. - Поль поступил как зрелый, сильный человек. Наверное, он принадлежит к тем людям, с которыми мы чаще встречаемся и книгах, - спокойный, уравновешенный, никогда не теряющийся.
- Послушай, Джим, жаркое стынет ! Конечно, это было очень грустно, но изменить ты ничего не мог, и незачем тебе себя ругать. Поль - это Поль, а ты - это ты.
Я принялся за мясо, но ощущение собственной никчемности - продолжало терзать меня. Тут, взглянув на мою жену, я увидел, что она мне улыбается.
И внезапно мне стало легче. Во всяком случае, она не жалеет, что я такой, как есть.
Это было в воскресенье, а утром во вторник мистер Сэнгстер, который жил у вокзала, зашел за средством от бородавок для своих коров.
- Смазывайте вымя после утренней и вечерней дойки, - сказал я, - и через неделю - другую бородавки начнут отваливаться.
- Спасибо. - Он протянул мне полукрону, а когда я бросил монету в ящик, вдруг добавил: - А Поля Котрелла очень жалко.
- О чем вы говорите ?
- Да я думал, вы знаете. Умер, бедняга.
- Умер ? - Я растерянно уставился на него. - Но как... почему...
- Его утром нашли. Покончил с собой.
Я уперся обеими ладонями в стол.
- Вы хотите сказать... самоубийство ?
- Выходит, так. Говорят, наглотался таблеток. Весь город про это толкует.
Я слепо вперил взгляд в страницу еженедельника со списком вызовов, и голос мистера Сэнгстера словно доносился откуда-то издалека.
- Очень его жалко. Приятный был человек. Все его любили.
Под вечер, проезжая мимо дома, где жил Поль Котрелл, я увидел на крыльце миссис Клейтон, его квартирную хозяйку, остановил машину и вышел.
- Миссис Клейтон, я просто поверить не могу.
- Я тоже, мистер Хэрриот. Подумать ужасно... - Лицо у нее было бледное, глаза покраснели от слез. - Он ведь у меня шесть лет прожил. Я на него смотрела прямо как на сына.
- Но почему...
- Да из-за собачки. Он не мог выдержать, что ее больше нет.
Меня захлестнула волна ледяной тоски, и миссис Клейтон положила руку мне на локоть.
- Не надо, мистер Хэрриот. Вы ведь ни в чем не виноваты. Поль мне все объяснил. И что Тео спасти было нельзя. От этого и люди умирают, не то что собаки.
Я кивнул, не в силах произнести ни слова, а она продолжала:
- Мистер Хэрриот, я вам, между нами, вот что скажу: Поль ведь не был стойким, как вы или я. Таким уж он родился - у него была депрессия, понимаете ?
- Депрессия ? У Поля ?
- Вот-вот. Он уже давно лечился и все время принимал таблетки. Держался он твердо, но болезнью этой нервной страдал много лет.
- Нервной болезнью ?.. Мне даже в голову не приходило...
- И никто не догадывался. Только так оно и было. Вроде бы детство ему выпало тяжелое. Может, потому он так и полюбил Тео. Прямо надышаться на него не мог.
- Да... конечно...
Она достала скомканный платок и высморкалась.
- И не одно детство, вся жизнь у него тяжелая была, у бедняжки, но он умел держаться твердо.
Что я мог ответить ? Только сесть в машину и уехать туда, где величавые зеленые холмы безмятежно контрастировали с переполняющим душу смятением. Хэрриот, тонкий психолог и судья человеческих характеров ! Как я ошибся ! Правда, свою тайную борьбу Поль вел с мужеством, которое обманывало всех.
Да, он преподал мне урок, но иной, чем я думал. И этого урока я никогда не забывал: в мире есть множество людей вроде Поля, которые на самом деле совсем не такие, какими кажутся.
Не очень приятное воспоминание, и мне грустно писать об этом. Но так было. Единственный столь горький эпизод в моей жизни, трагически раскрывший, как важен бывает четвероногий друг для душевно травмированного человека. Я словно опять вижу перед собой Поля у дальнего конца стойки в «Гуртовщиках» и собачью мордочку, выглядывающую из-под его табурета. Эта полная тихой безмятежности картина оказалась неожиданным прологом к трагедии !
Перевод с английского: И. Г. Гурова.
Источник: http://lib.rus.ec/
|
|
